Вредное соседство

— Ах, вы знаете новость? — квохтала белая куропатка. — У нас на болоте объявилась ужасная пиранья!

Зашелестели заросли ивняка. Стая маленьких краснобровых птичек вспорхнула испуганно:

— Да ну что там! Не может быть! Вах-вох-вах. Это враки!

— Нет! Это правда-правда! — возмущённо забила крылом куропатка. — Сама слышала, как утром плакалась цапля, — и щёлкнула клювом:

— Хищница вцепилась ей в ногу! До крови!

— Бр-р-р, как неприятно, наверное! — завизжали на ветках.

— Пиранья на Синявенском болоте? — Кваня поскрёб лоб кристаллом. — Час от часу не легче! И тут же завопил со всей мочи:

— Леонелла, ты где? Пираньи!

Для убедительности и большего шума он принялся стучать камнем по стволу ивы.

Болото запузырилось, будто в него вылили цистерну пепси-колы. Раздвинулись листья кувшинок, и на поверхности возник клетчатый бугорок.

— Спасайся кто может! — крохотные рачки бросились в рассыпную. — Пока всех не завялили в чипсы на завтрак!

Бугорок стал расти, расти, и скоро превратился в остров, похожий на круглую, ребристую шахматную доску. Затем из болотной жижи вынырнула голова в соломенной шляпе, кокетливо подвязанная непромокаемой лентой с блёстками.

На Кваню уставились два зелёных глаза в огромных круглых очках:

— Ну что-о-о ты тарабанишь? — проворчала Леонелла, — спа-а-ать не даёшь старушке, — и зевнула, разинув беззубую пасть:

— За вяленым мормышем, конечно, явился?

Рачки уцепились ногами-челюстями за водоросли и затаили дыхание:

— Попробуй нас отыщи, — единым махом ощетинились задними лапками. — Не сдадимся без боя!

Черепаха примостила голову на мохнатую болотную кочку и прикрыла левый глаз.

— Тётушка Леонелла, — затараторил лягушонок, — ты только, пожалуйста, не засыпай, — он оттянул черепахино веко. — Ты слышала про пиранью? И у меня к тебе ещё одно важное сообщение.

— Ты с этим пожаловал? — черепаха лениво открыла глаз, — Вот ещё куриные глупости! Ступай лучше в сад, разводи селекцию.

— Да нет, про пиранью куропатки врут, наверное. Я-то хотел про другое рассказать.

Черепаха замерла, не мигая: мол, жду, говори.

— Я встретил принцессу у нас на болоте, — выпалил лягушонок, вздохнул и развёл в стороны лапки, мотая головой:

— Только она исчезла!

— Эка невидаль, — усмехнулась старушка, — влюбился, и тут же невесту потерял. Ищи, раз приглянулась. В чём проблема?

— Конечно искал, — наш герой кивнул в сторону чащи. — На дальних болотах, — и пояснил:

— Мама сказала, что там живёт девушка неземной красоты. Думал, это она и есть.

— И что? — нетерпеливо запыхтела Леонелла.

— Нашёл, — Кваня подпрыгнул и уселся на кочку прямо под носом у черепахи. — Да не ту.

— О, боже! Как всё запутано, — выдохнула Леонелла.

— Ты живёшь сотни лет, — лягушонок погладил чешуйчатую лапу рептилии. —Всё на свете знаешь, — заглянул за окуляры очков, — и цветы мои ценишь, — вздохнул. — Что посоветуешь?

Леонелла сощурилась:

— Твой новый сорт флоксов отличный, — мечтательно закатила глаза. — Тот, розовый с белым глазком, — профыркалась дырочками носа, и расплылась в улыбке:

— Аромат приятный. Вот такие выращивай!

— У меня другой сорт на подходе, но дело не в нём, — замахал лапками лягушонок. — Весь мой сад нужно переделывать! Хотя… что с него толку, если не найду принцессу…

У черепахи едва не свалились в воду очки:

— Ты что, в мухоморах напрыгался? Какая щука тебя покусала? — едва не задохнулась от возмущения. — Ишь, что удумал!

— Миленькая Леонеллочка, ты только послушай, — лягушонок зачастил пуще прежнего. — Там, на дальних болотах, я познакомился с Тавочкой, — закивал головой. — Она тоже садовница, и розы, и флоксы выращивает, и ещё много полезных растений.

Кваня задумался, как бы доходчивее рассказать о том, что сам не до конца понимал. Глаза его заблестели:

— Только у неё все не так, Леонелла! Как жаль, что ты не видела её сад, — глаза распахнулись так широко, что налезли на рот:

— У неё цветы растут не как у меня, ни шеренгами, — он схватил ветку и прочертил плавную линию. — Тавочка для посадок узоры придумала. — И они цветут постоянно, один за другим. Впечатление, будто её цветники вечные.

Погрустнел, плюхнулся в тину:

— А у меня что? — махнул, чуть не плача, рукой. — Прямоугольные гробики-грядки. Чтобы сорта выводить и стричь на букеты — да, удобно.

И выдохнул обречённо:

— Но вообще-то — некрасиво. Принцессе стыдно показать.

Черепаха выслушала жалобы и кивнула в ответ:

— Ну так и ты попробуй. Придумай орнамент.

— Ну как ты не понимаешь, Леонелла, — Кваня всплеснулся. — Чтоб как у Тавочки, нужно перекопать весь сад, — обхватил голову. — Разобрать все мои грядки, — и он снова шлёпнулся в лужу. — А цветы на это время куда? — и присвистнул:

— О, нет! Так не пойдёт. Мои бедные флоксы — они ж погибнут…

— Хорошо, — кивнула Леонелла. — Тогда и не трогай все грядки разом, — она подняла мизинец с маленьким когтём:

— Начни переделку с одной. Собери на ней коллекцию одноцветных растений.  Вот и будет у тебя красиво: розовая клумба, голубая клумба…

— Синва-Корсинба! — лягушонок подпрыгнул и сделал сальто-мортале. — Какая же ты умная черепаха! — хлопнул в ладоши. — Начну, пожалуй, с белого сада… Спасибо тебе, мудрейшая из мудрейших!

Он хотел было уже поскакать, как вдруг замер и почесал за ухом:

— Только у меня ещё вопрос, про одежду, — и тут же махнул лапкой:

— Хотя… ерунда, костюм подождёт. Сад в тыщу раз важнее!

Лягушонок пересаживал цветы целый день, забыв и про обед, и про ужин:

— Вот, теперь можно опять искать лягушку-царевну! — радовался. — Белый сад, это же практически фата невесты.

Он мечтал:

— Приведу её к этой поляне и предложу выйти за меня замуж. Сразу обрадуется, и согласится.

Поздно вечером, когда зашло солнце, новый сад засветился как Млечный путь: вспыхнули звёздочки хризантем, распахнулась бутоны лилий, разлились рекой бело-окаймлённые ирисы. А когда клумбу осветила луна, Кваня зажмурился от молочного света, и потушил садовые фонари.

Утром герой долго валялся в постели: нежился после вчерашнего трудового подвига. Отдохнул конкретно, выспался после хорошо выполненной накануне работы:

— Сейчас встану, позавтракаю, — рассуждал лягушонок, — и сгоняю к Леонелле, посоветоваться насчёт одежды. Но сперва, — предвкушал, — заскачу на минуточку в сад: проверю, как там цветники?

Но в саду оказалось вовсе не так прекрасно, как ночью: белоснежные анемоны на солнце скукожились, колокольчики повесили головы, сомкнули лепестки медуницы.

Сад утратил ночное сияние. И выглядел теперь вовсе не белым. Его будто припудрили пылью, той, что поднимается на степных дорогах, когда едут автомобили.

— Откуда на болоте пыль? — оторопел лягушонок.

И чем ярче светило солнце, тем тускней становился садик. Только в одном месте, под берёзой, было приятно смотреть на остатки ночной роскоши.

— Так вот в чём дело, — Кваня стукнул себя кулаком по лбу. — Белый сад хочет в тень! Нельзя его на открытой поляне…

И вот опять он стоит на краю болота, стучится к Леонелле:

— Тётушка, — лупит лапками жижу. — У меня несчастье. Сад стал ещё хуже, чем был, — и всхлипнул. — Как его покажу лягушке-царевне?

— Да-а-а, — Леонелла задумчиво поправила бантик на шляпе. — Когда я была молодой, — черепашьи глаза подёрнулись пеленой, — лет двести назад, а может и больше, сады росли не то, что сейчас. Жила я в теплице, в огромном имении. Вокруг ездили золочёные экипажи, кавалеры вышагивали во фраках, дамы в шляпках шептались под кружевными зонтами… А какой там был чудный фонтан! Неземной рай!

— Да что нам с того? Вот у Тавички — настоящая, живая красота!  А не воспоминания. У меня ж, когда цветы увядают, или, когда я их срежу, грядка сразу неопрятная. И так весь сезон, пока новые не нарастут.

— Ну, это нормально: одни увядают, другие рождаются, — философски вздохнула Леонелла. — Только черепахи умеют по триста лет жить. Некоторые даже — пятьсот.

— В том-то и дело, — Кваня выпучил глазки. — У Тавички я заметил, тоже цветы увядают, — он схватил ветку и принялся рисовать кругляшки и крестики. — Только если вот здесь отцвело растение, то другое, рядом, закрывает проплешину. И так всё ловко придумано, что клумба постоянно нарядная, без перерыва.

— А ещё у неё вот что классно, — лягушонок провёл плавную линию. — Клумбы набегают друг на друга волнами, — задумался:

— Я даже не понял, как это сделано, но они будто без конца, без границ. В общем, перетекают одна в другую.

— Не морочь мне голову, — проворчала Леонелла. — Так не бывает.

— Бывает, бывает, — лягушонок запрыгал с кочки на кочку. — Я же видел! — плюхнулся и, опустив плечи, свесил лапки. — Только не понял, — посмотрел вопросительно на черепаху, — как сделать. Надеялся, что ты подскажешь. Ты же самая умная на нашем болоте и всегда всё знаешь.

— Вспомнила я сейчас про один волшебный садик, — Леонелла поправила на носу окуляры. — Лет сто назад прилетала цапля к нам на болото и рассказывала про такой. Но твоей Тавички тогда и в помине не было, поди?..

— Да что вспоминать, — черепаха ударила лапой по кочке. — Ты лучше вот что, дружок, отправляйся-ка опять к этой девице. Расспроси получше про сад. Из меня плохая советчица, — вздохнула тяжко. — Отстала от моды: двести лет безвылазно в этом болоте…

Тут пригорюнился лягушонок, сел на скамейку и лапки свесил:

— Хорошо тебе, Леонелла, посылать меня к Тавочке. Ты ж с ней вообще незнакома!

Кваня скривил губы:

— Если кто и есть на наших болотах пиранья, так эта она, зазнайка-профессорша. Опять будет обзываться охламоном и ругать за грязные руки. А сама-то, сама… — лягушонок едва не захлебнулся от возмущения.

— Что сама?

— Сама — редкая вредина! — он подпёр кулачком щёку. — Но сад у неё хороший. Может и правда сгонять? Ведь, вроде как, приглашала…

Художник: Евгений Свердлов

...