В сад! По ту сторону солнца!

— На что тебе Сан-Паулу? — услышав про мои планы, французский приятель заорал в трубку, как ошпаренный крокодил. Вздохнул, и объявил двойной шах: — Там смотреть нечего: серые небоскрёбы! Про Рио ещё понимаю. Но Паулу отменяй, сдавай билеты и завтра к нам в Тулузу.

Не успеваю слова сказать, прилетают новые вводные:

— Возьмёшь в прокате машинку, от Флоренции четыре часа. Заодно и наш сад глянешь: чего хорошего подсадить.

Послушно отыскиваю ближайший к дому пункт аренды. Выбираю компактный Пежо, симпатичного цвета бургунди. Но цветы Зазеркалья грозят из астрала пальчиком:

— Детский мат тебе: на втором шахматном ходу. Так ты до нас, до самых красивых, никогда не дотянешься!

Француза побеждают Морин с Алисой.

***

Зазеркальная история началась, как и у кэрролловской Алисы. «Беги со всех ног, чтобы остаться на том же месте!» — учила её Чёрная Королева. Вот и я бегаю по утрам, чтобы остаться при талии: практически вместо завтрака. Лучшее время, чтобы тренировать веру в несбыточное. Например, что простецкие челябинские улочки расцветут огнями иллюминации в лазерном шоу, как «Башня Давида» в Старом городе Иерусалима. Или мощение устроят с орнаментом в весёлую шашечку.

Мой приятель Морин живёт в Порту Алегри. Практикуем с ним английский. В довесок приобщает меня к испанскому и португальскому: сеет разумное, доброе. Но не очень вечное: сам он не учитель, а химик. Зато я — крепкий орешек, по зубам не всякому Бармаглоту… На этом фоне мы крепко дружим.

В июле на Урале весь месяц стояла тридцатиградусная жара. После пробежки я, как была в шортах и майке, плюхнулась за компьютер и подключилась к сеансу с Бразилией. У нас позднее утро, а у них дело к вечеру. Кто из нас в будущем, я ещё не разбиралась: у него вчерашний вечер, или у меня завтрашний день…

По ту сторону Скайпа он сидит в тёплом костюме с начёсом, зябко кутается в плюшевый плед. Хлюпает носом и причитает: зима, погибаю от холода. В июле! Он что, по другую сторону солнца? В такую невозможность не поверит даже Шахматная Королева! Даже после завтрака! А я вообще, на голодный желудок.

Всё понимаю: в Иерусалиме, например, зимой тоже прохладно. Любимое занятие израильтян — стонать про страшные холода и рядиться в валенки, когда температура ниже +25. Но сейчас-то везде лето! А у них там, в Бразилии, что? Получается — вверх ногами? Задом наперёд, совсем наоборот! И пишут справа налево, как Леонардо да Винчи? А как деревья растут?

Однажды мы видели цветы вверх тормашками: заказчица пригласила навести лоск в её старом саду. Участок крошечный, на полторы сотки, но очень заросший. Вдобавок, на каждом столбе, и вдоль забора, и на террасе — везде, где только удастся забить крюк, болтались подвесные кашпо с тихо стонущими растениями. Все в перевёрнутом виде, вершками вниз.

— Мне так удобней за ними ухаживать, — невозмутимо пояснила хозяйка, как Белая Королева, лавируя меж горшков. — Наклоняться не надо, — и срезала зелень петрушки у нас перед носом. Та и пискнуть не успела…

Морин — мужчина приличный, учёный. Не какой-то Шалтай-Болтай. Как же он выживает на той стороне планеты? Там нет солнца? И даже пьёт молочный коктейль на ланч. Видела и слюнкам истекла: я-то после шести как в концлагере, на голодной диете. Деревья мерещатся с булочками на ветках, с конфетами и гирляндами, как новогодние ёлки. Поэтому с Морином предпочитаю дружить по утрам.

Тут зашелестело у окна: из-под лёгких гардин выкатилось синее нечто. Яйцо?! Ой, нет, всего лишь спутанный клубок шерсти. Внутри, как начинка сдобной плюшки, проказник-котёнок. Видать добрался до бабушкиной рукодельной корзинки. Нитки взбил в кокон, лапы наружу, ушей не видно, орёт благим матом: свободу кошачьим!

Вытащила узника из заточения. Взяла на руки. Расправила усики, пригладила шёрстку. Интересно: можно ли ему зеркального молока? Не вредно ли? Морин же пьёт и ничего: жив, здоров, диссертацию защищает.

Котёнок, легко, как ветерок, запрыгнул на стол. Белкой перелетел к камину, ударился головой о приставленное на угол зеркало: его не успели повесить после ремонта. Взвыл сиреной на весь дом, падая, зацепил напольную вазу и раскинулся подстреленной шкуркой, без признаков жизни, среди черепков.

Я метнулась спасать. Запнулась ногой о спутанный клубок шерсти. Распласталась, как каракатица, растопырив ноги и руки в разные стороны. На пузе въехала носом в зеркало. Котёнок открыл левый глаз, увидел рядом мою необъятную тушку. Вскочил на дыбы, ощерился, заорал пуще прежнего и пулей рванул из комнаты.

Искры высыпались из глаз, вместе с призраками аллей в каком-то тропическом городе.

Отлежалась в осколках: вот такие у нас пироги с котятами. И тут меня осенило: пора собираться в Бразилию. Буду там, как Алиса.

***

Француз оказался немножко прав. Сан-Паулу огорошило небоскрёбами: мир кубиков Лего для выросших мальчиков. На авеню Паулиста высотки — говорят, среди них нет одинаковых. Они липли к нам, как слоны к Алисе. Куда ни повернёшься, везде стекло и металл.

Мы искали сады, хотели понять их принципы озеленения. Прочесали окрестности вдоль и поперёк на три раза. Присмотрели занятное сочетания юкки с фрезией для нового израильского проекта. И когда были абсолютно уверены, что здесь видели всё, нам открылся еще один сквер.

Вернее, он и не был закрыт. Тот крохотный парк при всём желании не запрячешь: нет у него ни дверей, ни забора. И проходили мы возле него раз десять. Но не видели: пальмы и пальмы — что там смотреть?

Пока не засиделись в соседней кофейне до сумерек: в сквере зажглись фонарики. И из безликого пальмового массива он превратился в волшебный садик. Уж не отсюда ли мне шептали, когда я грелась возле камина по ту сторону солнца?

На авеню Паулиста есть джунгли-парк Триатрон. Пишут, что он кусок настоящего бразильского леса. Люди расчистили пешеходные зоны и подсадили немного цветов под деревьями. И всё. Остальное, как есть в природе.

Этот маленький сквер — переосмысленные джунгли. Те же пальмы и тот же сингониум под ногами, но здесь парк пришёл к небоскрёбам. Постмодернизм в ландшафтном дизайне.

Дорожное покрытие из металла. Обрешётка в приствольных кругах. При высокой нагрузке, а здесь большой трафик, рядом торговый центр — решение очень разумное. Корневая система деревьев прикрыта, но не запечатана наглухо. Растение дышит и получает воду.

На Авенида Паулиста были другие скверики. Но этот нам понравился больше всех. Прежде мы, грешным делом, думали, что все усилия санпаулистянских градостроителей ушли в вавилонские башни из стекла и металла. И что это и есть их символы райского сада: оторвать миллионы людей от земли и загнать их в клетки-ячейки высотных домов: чем выше в небо, тем ближе к Богу.

Оказалось, нет. И на земле, даже когда совсем негде яблоку упасть, есть место для Рая.